Есенин. Эмиграция.
Каким был Есенин? Живым и истинным. И все попытки нарядить его для салонной публики в треуху и зипун, неизменно заканчивались неудачей как только Есенин начинал читать свои стихи… Так было и в те годы, когда он, принятый на “ура” в салоне Гиппиус был обласкан славой, и в те годы, когда он имел бешеную популярность и даже в те годы, когда Троцкий прибрал власть и кремлевские небожители решали кому что и когда печатать.
Все попытки притянуть его к какому-либо течению, движению были обречены.
Это касалось всего, и его взглядов на вождей пролетариата, и на литературу. В то время в ходу был имаженизм. Один из «биографов» Есенина, называет его основоположником этого течения, впрочем, воспоминания Рождественского это опровергают.
Чтобы читатель мог составить представление об этом стиле, я позволю себе привести одно из стихотворений:
ДинамоСтатика
Шмель — пестрый почтальон цветочный,
Он сеет зерна тени в мху,
Где пруд в кувшинках облаков и непроточно,
Спит солнечный карась вверху.
Профанация и графомания. Все это было Есенину ни к чему. Хотя Есенин остался с знакомцами имаженистами приятелем, но, по его собственным словам:
“только они остались при своей вере, я — при своей. И ты мне имаженистов лучше не поминай…”
Далеко не со всеми своими знакомцами Есенин расставался приятелем.
Уж больно буйный, независимый и искренний нрав имел Есенин, несмотря на свою ангельскую внешность. Мог и морду набить
Судьба и воля человека
В извечном споре век от века,
“не по лекалу скроен малый” -
Судьба настойчиво сказала
А воля выпорхнет, как птица,
Да в сине небо…
Есенин практически открыто ненавидел “лицо русской революции” главного чекиста Троцкого. Сергей Есенин даже и не пытался скрыть эту ненависть. Персонаж из «Страны негодяев», Чекистов, был понятен всем: «Что на Марксе жиреют, как янки.» На самом деле, жирел Троцкий на церковных ценностях, а Маркса, который ни сном, ни духом, взял в соучастники, как платформу. Троцкий, по-отечески, обозвал Есенина «жалким националистом», Есенин Троцкого — тем же. Справедливости ради, надо сказать, что в ЧК можно было загреметь за сионизм и антисемитизм с одинаковой долей вероятности. Один из «палачей-теоретиков», сообщал, что всего 95% жидов, и 5% евреев, но эти пять процентов — это ого-го, нужные в общем люди.
Пора бы уяснить нашему обществу, что у негодяев и психопатов нет национальности. Или вы всерьез полагаете, что Троцкий с чекистами расстреливали ради национальных интересов, причем, расстреливал и евреев, и русских, и украинцев...
Троцкий прежде всего был психопатом, а потом - маклером, дельцом, и оставил после себя большое наследство, неофициальные источники называют астрономическую сумму - около 400 млн.долларов, которые, как уже понимает читатель так и не пошли ни на строительство заводов и фабрик, ни голодающим Поволжья и Украины.
Помните? Палачи всегда прикрывают свои преступления чем-то великим и светлым, то великой идеей, то нацией. Но… как мог Троцкий объяснить ненависть Есенина лично к нему? Для этого надо было найти приемлемую для сотоварищей форму или формулу. Знаток хитроумных планов в этом лабиринте, построенном им же самим, Троцкий ее придумал - “Есенин ненавидит Троцкого потому что он антисемит”
Не раз и не два “покровитель искусства” Троцкий предпринимал попытки сделать из Есенина своего агента влияния, как это называется на языке чекистов. Провокаторы Чекистова, не отставали от Есенина ни на шаг, и, безусловно, следуя точным директивам Хозяина, старались превратить его жизнь в ад. Троцкий прекрасно понимал, что любовь людей к Есенину все еще сильна, именно ее мастер психологической травли и пыток и лицо русской революции так страрался разрушить… опираясь все на тех же чекистов опричников, своих наседок, да выдавая все это за “глас народа”…
Этот факт задокументирован и дошел до наших дней:
«Всем начальникам районов Петрогубмилиции. В связи с предстоящей предвыборной кампанией враги рабоче-крестьянского Правительства под флагом друзей народа, не брезгуя никакими измышлениями, не стесняясь никакой ложью и клеветой, забыв о том позоре, каким уже не раз были заклеймены рабочей и крестьянской массой, они, эти политические шулера, вновь делают попытку сбить с толку нашего революционного рабочего...
Во избежание... излишнего брожения умов малосознательной рабочей среды, не давая почвы для развязки языков шептунам и шкурникам, предлагаю всем начальникам районов под их личную ответственность, черезподчиненные им органы милиции и ее членов, строго и неукоснительно следить за лицами, тем или иным путем пытающимися распространить свою погромную литературу. Всех заклейменных лиц немедленно арестовать и отправить в ГПУ вместе с материалом».
Октябрь 1922 года. Документ подписан начальником Петроградской губернской милиции
Серовым.
Малосознательная рабочая масса и не догадывалась, сколь «бережно» и «заботливо» чекисты
и милиция относились к ней, пресекая всяческие попытки «сбить с толку революционного
рабочего», потому чекисты и наседки так старались доказать массам, что Есенин не более чем дебошир, к тому же, страшно сказать, антисемит.
Бдительный товарищ Родькин, совершенно “случайно” оказавшийся в ресторане с Есениным, неприминул довести до сведения работников милиции об услышанном за соседним столиком разговоре Есенина и его приятелей, о товарище Троцком, антисемитизме… Интересно, сколько из сидевших за столом приятелей, были евреями?
Безусловно, все это не могло не отразиться на душевном состоянии Есенина, его не печатали, вертухаи чекисты ходили за ним по пятам, на него заводились уголовные дела…
“Вот так страна, какого же рожна я тут орал, что я с народом дружен
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен”
Зачем продолжать писать? Для масс? Чувствовал же, что не выйти ему живым из этой схватки... Не мог не писать. Имел право не писать (а для кого?), но... не мог.
Умудренный Горький попенял поэту: «указал на неумение поэта заменить революционную романтику трезвым ощущением социальной действительности, на упорное пребывание в кругу ложных представлений о деревне и городе как о двух несоединимых началах. » Видимо за строки:
«Там… За Самарой… Я слышал…
Люди едят друг друга…
Такой выпал нам год!
Скверный год!»
Знал, что из этой схватки поэт живым не выйдет
Осторожный Рождественский указывал на беспокойную совесть, писал о «разрыве между тем, что существует в действительности, и тем, что создала ему (Есенину) привычная мечта, не мог не ощущаться поэтом трагически.»
писать и говорить о том, как люди едят людей было страшно. О заложниках, бессудных казнях, массовых расстрелах. Страшно, ведь управление страной получили те самые людоеды, ке распоряжались бессудными казнями.
Дункан
В 1921 году судьба подарила Есенину шанс на спасение…
Об их знакомстве ходили легенды, очарованный ее душой, которую она, как всякий любящий человек, свободно выражала в танце… Есенин влюбился. Здесь же… Просто столбняк какой нашел… когда Айседора закончила танец, Есенин подбежал к зеркалу и написал: «Люблю Дункан!!!». С тремя восклицательными знаками.
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.
«Никто не вправе сомневаться в том, что Есенина и Дункан связывало искреннее и большое чувство» (Вс.Рожд.) Здесь нужно поставить точку, барьер для любопытствующих масс, желающих «поближе» узнать поэта, потому как поэта узнают по его стихам, а не по цвету его пижамы, кю так подробно описал поэт народник Клюев. Друзьям не нравилась эта связь, «наставник» Клюев называл Айседору «Дунканиха», а друзья… заскучали без его общества. У них же было так «много прекраснейших Мыслей и планов...», к тому же было весьма комфортно жить за счет поэта.
Есенин уехал из России в 1922 году, вместе с Айседорой Дункан.
Уехал и… остался. По началу большие города и небоскребы привели его в полнейший восторг, но … видимо Лель, выросший среди простора, так и не смог привыкнуть ни к запутанным улицам мегаполисов, ни к банкам. К иным взаимоотношением между людьми. Нет, безусловно, он не скучал по той стране, где правил Троцкий, скорее по тому привычному деревенско-общинному укладу, кй он впитал в детстве… Счастливые довоенные и дореволюционные годы… А свобода слова… В деревне? У нас в провинции и по сей день закон ОБС (одна бабка сказала), тут не забалуешь. Все все друг про друга знают. Чего у Емельяна на ужин и где ловил рыбу Федот...
Возвращение.
Уже в 1923 Есенин решает вернутся в Россию.
Оба переживали разрыв очень тяжело:
Это ничего,
Что много мук Приносят изломанные И лживые жесты.
Есенин
Обрадованный возвращением блудного сына, Литфонд организавал Есенину теплый прием. Был откуплен рейс одного из пароходов совершающий прогулку по Петергофу морем, с непременным чтением стихов, фельетонов и рассказами о загнивающем Западе.
На афишах значились имена А.Н.Толстого и С.Есенина.
Сергей в сопровождении приятелей и… безусловно, сексотов поднялся на параход. После набивших оскомину выступлений Толстого и проч. Все ждали Есенина…
2 минуты… 3 минуты… 10… обеспокоенные распорядители концерта и часть публики побежали искать Сергея… долго искать не пришлось, его зычный голос, доносился из кубрика, где он, скинув пиджак читал свои стихи не богемной публике, а матросам, да кочегарам парохода
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит... черт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
«Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад».
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог.
(Есенин)
Кто-то из притихшей публики хотел позвать Есенина, но его остановили
- Не надо.
Всем хотелось искреннего, настоящего, живого…
Того, что убивала и безжалостно коверкала власть чекистов.
Живого?
Но это же вы молчали, когда убивали Гумилева и Блока…
Если почитать воспоминания Рождественного, ке он решился опубликовать в 60х годах, перед нами предстает благостная картина - санатории, концерты, вечно пьяный Есенин… не было ни ГПУ, ни провокаторов, ни уголовных дел на Есенина, ни избиений…
Но остались письма Есенина к Бенеславской, к друзьям, показания наседок ГПУ, уголовные дела на Есенина, из которых следует, что Есенин так и не смог найти общий язык ни с лицом красного террора, ни с опричниками, с собаками смог, а с Троцким и Блюмкиным – нет…
Тем не менее сквозь воспоминания Рождественского просвечивает и истинный портрет Есенина…
В один из ясных дней приятели отправились гулять по набережной, за ними увязался бродячий пес. Есенин разбудил трактирщика, купил круг колбасы и хлеб,и, присев на корточки, скормил дворняжке часть колбасы и хлеба да отправился догонять приятеля, время от времени отламывая и кидая собаке то колбасу, то кусок хлеба, к концу прогулки рядом с приятелями шли уже 6-7 бродячих псов…
Когда еда закончилась, Есенин отряхнул руки...
— Ну, однако, довольно, — сказал Есенин, разделив остатки хлеба и колбасы. — Позавтракали — и ладно. А теперь по домам!
И он, остановившись, свистнул каким-то особенным образом. Не отстававшие до тех пор псы сразу же рассыпались в разные стороны.
Сергей, довольный, сдвинул картуз на затылок и улюлюкнул им вслед.
— Понимают! — добавил он с усмешкой. — Всякая тварь меня понимает. Я им свой человек!
Увы, то что понимали собаки, никак не могли взять в толк двуногие звери...
